Седунов Михаил Григорьевич

Миша Седунов сыграл большую роль в реализации нового комплекса ГТО в объеме отдельно взятого института. Одним из разделов возрожденного комплекса ГТО было участие в походе выходного дня, т.е. получение минимальных туристских навыков. И вот представьте себе картину, когда целый курс какого-нибудь факультета выходил в воскресенье от общежитий на площади Южной в поход. А это человек 200-250, и не так просто было такую разношерстную массу людей организовать на целый день. Поход был настоящим: и далее

Миша Седунов сыграл большую роль в реализации нового комплекса ГТО в объеме отдельно взятого института. Одним из разделов возрожденного комплекса ГТО было участие в походе выходного дня, т.е. получение минимальных туристских навыков. И вот представьте себе картину, когда целый курс какого-нибудь факультета выходил в воскресенье от общежитий на площади Южной в поход. А это человек 200-250, и не так просто было такую разношерстную массу людей организовать на целый день. Поход был настоящим: и маршрут 12-15 км, и установка палаток, и самостоятельно сваренный на костре обед, который устраивали на трубачевской слетовской поляне. Возвращались в город уморенные студенты через Степановку. И вот всю эту «опупею» организовывал и проводил неоднократно Миша Седунов

Про Мишу в первой книге написали – «Уверенность ТАКТа». Я уже уехала из Томска, когда он стал «боссом» клуба и полностью проявил свои организаторские способности, которые оценил даже Виктор Зайцев. А это многого стоит! Мне же он знаком только как руководитель нашего лыжного похода по Горной Шории в 1973 году. Он умудрился так нами руководить, что лично я этого даже не прочувствовала. Но с пути мы не сбились, никто не обморозился, не потеряли ни одной лыжи или далее

Про Мишу в первой книге написали – «Уверенность ТАКТа». Я уже уехала из Томска, когда он стал «боссом» клуба и полностью проявил свои организаторские способности, которые оценил даже Виктор Зайцев. А это многого стоит! Мне же он знаком только как руководитель нашего лыжного похода по Горной Шории в 1973 году. Он умудрился так нами руководить, что лично я этого даже не прочувствовала. Но с пути мы не сбились, никто не обморозился, не потеряли ни одной лыжи или палочки, и даже занял какое-то место, может быть даже первое, во всесоюзном первенстве между аналогичными путешествиями. (Мне вручили грамоту по этому случаю, когда я года через два приезжала на майский слёт, уже учась на геолога в Красноярске). Но когда, проснувшись однажды утром, я не могла под толстым слоем выпавшего за ночь снега найти свои «кошки», оставленные вечером возле палатки, он одарил меня своей неповторимой улыбкой, которая в этот раз означала полное осуждение моего неблаговидного поступка. И этого было достаточно, чтобы я уже никогда не бросала свой инвентарь, где попало. А те «кошки» я, конечно, нашла.

О Мишкиной улыбке можно написать отдельный рассказ. Она была одновременно и его неотъемлемой частью, и жила своей жизнью. В зависимости от ситуации эта, с виду даже застенчивая, улыбка, могла означать одобрение, поддержку, дружеское участие, но в сочетании с «чёртиками», прыгающими в мишиных глазах, порой была признаком недовольства, легкого порицания. Может он мог и по-настоящему рассердиться, но я такого никогда не наблюдала. И увидеть этот сарказм, сквозящий в улыбке, когда ты как «кишка» болтаешься на перекладине и не можешь подтянуться даже один раз, или откровенно отлыниваешь от заготовки лапника вечером после длительного перехода, это было (по крайней мере, для меня) значительно хуже слов порицания.