Для меня самой первой (и самой острой) потерей в ТАКТе был уход из жизни очень хорошего человека – Николая Ветошкина. Произошло это уже давно, в 1984 году, после его тяжелой болезни.
Боря Манернов, с которым мы случайно на слете вспомнили Колю, на мои слова, что в книгу о тех, кого с нами уже нет, никто не написал о Ветошкине, с горечью ответил примерно так: «Ну, конечно, кто его сейчас в ТАКТе будет особо помнить: вершин особых не брал, походы сложные не водил, в чемпионатах не участвовал. Вроде и написать-то нечего - не свершил ничего, но как многому он нас, меня в частности научил! Он был старше и как-то мудрее по жизни. Я его считаю своим Учителем!»
Сейчас, когда я решилась написать о Коле, я понимаю, что самым близким людям это сделать еще сложнее, чем мне.
Я никогда даже не думала про Колю таких громких слов – Учитель! Тем более не говорила. Но вспоминаю его часто. Вижу в лесу или у себя на даче цветущий марьин корень и почти каждый раз вспоминаю Колю – это он говорил, что марьин корень внесен в Красную книгу природы. Когда вижу весной бабушек, продающих букетики из первоцветов, вспоминаю, как Коля объяснял нам, новичкам, что цветы могут радовать в лесу множество людей и нас в том числе, а в букетике они гибнут и долго не стоят. И про мусор на биваках, который надо убирать за собой (а иногда и за другими), тоже говорил Коля. Да что там говорил! На каждом выходе просто брал и убирал. И всему этому, действительно, нас научил. И все свои последующие походы, и со взрослыми, и с детьми я пыталась передавать этот опыт жизни другим. Получается, что Коля был первым экологом, с которым нас свел ТАКТ еще в конце 70-х, мы тогда и слова-то такого не знали, да и Коля тоже не знал, скорее всего.
Не могу сказать, что он был лидером или душой компании, многие ребята и девушки были ярче, интереснее, опытнее в туризме. Но мне кажется, что и они ценили и уважали Николая за его жизненный опыт. Может быть, именно он был заводилой или генератором идей – не знаю, я же не всегда присутствовала при их (идей) рождении. Но Коля всегда участвовал во всех делах факультета и нашей компании. Не помню, чтобы он бывал в судействе или в спасотряде, разве только на мини-слетах, но даже малые дела он делал с энтузиазмом, энергией, с радостью, с чувством полной ответственности, во всем чувствовалась его житейская мудрость и то, что он старше. Практически на всех мероприятиях он фотографировал, во всех походах, выходах, всегда при нем был фотоаппарат. На слетах они вместе с Виктором Ремхе делали знаменитую газету «Фото-Моргана». И меня именно они учили фотографировать.
А еще мне запомнилось, что Коля в какой-то год перестал ходить на свадьбы (в ТАКТе в те годы их справляли часто и с размахом), объяснив это отказом от алкоголя ради подготовки к летнему походу и альплагерю. Коля не был крутым спортсменом, но такое серьезное отношение к не очень сложным, на мой взгляд, спортивным мероприятиям, к своему в них участию и к своему здоровью и физическому состоянию произвел на меня впечатление.
Пусть у него не всегда все получалось, были и не очень удачные руководства походами – понять, как это сложно, может только тот, кто сам бывал в роли руководителя. А кто хоть раз руководил, тот и не осудит за неудачу, понимая, что никто не застрахован от ошибок. Я впервые пошла в горный поход под руководством Коли Ветошкина. И опять – уроки, запомнившиеся на всю жизнь, которые я позже старалась привносить и в свои походы уже не с ТАКТом. Мне было очень трудно и тяжело в том походе, особенно первые дни. На второй день похода Коля велел одному из парней забрать у меня полкилограмма груза. Как мне было обидно! Всего-то полкило, разве это облегчит мой тяжеленный рюкзак! Оказалось, что облегчило, да еще как! Конечно, мы все уставали, и я продолжала уставать, и однажды еле приплелась к месту бивака, поставили палатку, и я просто упала в нее, отказавшись ужинать. Коля убедил меня, что никакой плотный завтрак без ужина не восстановит мои силы, что обязательно надо поесть вечером. Вот почему-то я до сих пор верю в этот постулат. Наверное, почти у каждого новичка в его первом походе был такой человек, который его как-то вел, учил, опекал. Мне было трудно во многих походах, и разгружали меня, наверное, не раз, и помогали… А запомнился Коля…
Ему тоже было нелегко в том походе, это было его первое руководство, которое ему, кстати, не засчитали. Были ли еще руководства в его практике – не знаю. А в том первом моем походе у него были натянутые отношения с девушками-разрядницами, они почти с самого начала были недовольны организацией похода, возможно, и ему высказывали это. Но он всегда старался держаться бодро, не унывал и не расстраивался и уж тем более ни с кем не ссорился, всегда старался шуткой и своим хорошим настроением разрядить обстановку, поддерживать настроение новичков.
Правда, помню момент, когда у меня было желание его убить! Идём мы вдоль какого-то отрога, подходим к Коле и Кольке Свиридову, стоящими перед невесть каким «аппендиксом» этого отрога, они командуют: «Все за нами! Подъем!» и лезут на этот «аппендикс». Мы – за ними, хотя совершенно не понимаем – зачем нам на него лезть, ведь идти надо вдоль отрога! Лезть (с рюкзаками!) на гору крупного песка, кое-где скрепленного кустиками чахлой растительности, приходится в три такта, я бы даже сказала: «три вперед и два назад», поскольку каждый раз скатываешься с песком на полшага. Ползем шеренгой (возможно, лезли одни новички, не помню), поэтому наверх, к блаженно отдыхающим КолькАм забираемся почти одновременно. И тут они встают и говорят: «А теперь – вниз!» и бегут вниз. Я, не раздумывая, схватила ледоруб наизготовку и ринулась за ними с мыслью «догоню – убью!»… Кто так бегал по очень мелкой осыпи, поймет, куда девались мои столь кровожадные мысли к концу спуска! Внизу я была уже просто счастлива и добра! Сейчас понимаю: предложи они нам снять рюкзаки и потренироваться на таком удачном склоне – да послали бы мы их куда подальше и упали бы отдыхать. И не было бы нам счастья в тот день!
Одна из моих последних встреч с Колей была уже во время его тяжелой болезни, незадолго до его смерти. Он тогда уже лечился в клинике Савиных и несколько раз приходил к нам в гости в общежитие НИИПП на Учебной, где у него было много друзей. В одну из встреч он понял, что я готова совершить в своей жизни решительный шаг, который я и сама не считала особенно правильным, резко изменить свою жизнь, сорваться и уехать куда глаза глядят. И вскоре опять пришел (наверное, это нелегко ему давалось физически), чтобы отговорить меня от этой рисковой затеи. Я к тому времени уже и сама передумала, но Коле я безмерно благодарна за его заботу обо мне тогда, когда ему самому было ужасно больно и трудно.
Мы иногда подсмеивались, говоря, что Коля – не от мира сего. Теперь я думаю, что он просто любил всех людей, весь мир.
Простите меня, Валя и близкие Колины друзья, если я своими воспоминаниями как-то задела или оскорбила вашу память о Коле. Многого я о нем не знаю и не помню. Я просто попыталась искренне написать о нем, каким он остался в моей памяти.
свернуть
